В Основной конкурс 42-го Московского международного кинофестиваля вошла картина «Блокадный дневник», режиссер Андрей Зайцев. Пресс-конференция фильма
@Елена ПАТЕЕВА
В Основной конкурс 42-го Московского международного кинофестиваля вошла картина «Блокадный дневник», основанная на мемуарах Ольги Берггольц и Даниила Гранина. В ходе пресс-конференции режиссер Андрей Зайцев, оператор Ирина Уральская и исполнители главных ролей Ольга Озоллапиня и Сергей Дрейден рассказали, чем обусловлена необходимость снова и снова обращаться к теме Блокады Ленинграда и поделились личным опытомпогружения в материал.
«Блокадный дневник», презентованный как «фильм, нехарактерный для режиссера», действительно выделяется на фоне таких игровых работ Зайцева как «14+» и «Бездельники», однако, тема Великой Отечественной Войны для него ненова: в его фильмографии числится и документальная картина о войне в жизни Виктора Астафьева, и работа над мини-сериалом «Моя Великая война. Воспоминания ветеранов».
Идея обратиться к теме Блокады Ленинграда пришла кАндрею Зайцеву десять лет назад после прочтения «Блокадной книги» Даниила Гранина. Текст, по словам режиссера, потрясал настолько, что в день не получалось прочесть больше пяти страниц. «Оказалось, что до этого я про Блокаду ничего и не знал», — признался Зайцев. Для дальнейшего исследования он обратился к воспоминаниям блокадников, чтобы затем обнаружить почти полное отсутствие визуальной репрезентации самого тяжелого для Ленинграда периода – первой блокадной зимы: «оказалось, что даже в документальной хронике нет того, что есть в описаниях блокадников». Именно отсутствие визуального образа подтолкнуло Зайцева закрыть эту лакуну, создав картину, которая смогла бы проиллюстрировать атмосферу осажденного города, опираясь исключительно на совокупный литературный образ Ленинграда зимой 1941-1942.
Зрители сопоставили картину Зайцева с фильмом Сергея Лозницы «Блокада». Однако на контрасте с безмолвием изображаемого у Лозницы тишину «Блокадного дневника» постоянно разрывает комментирующий голос, фактически дублирующий визуальное повествование. Кажется, что не кадр иллюстрирует литературный материал, а не принадлежащий изображаемому голос навязчиво разрывает тишину полумертвого пространства.
И этому есть объяснение. По собственному признанию, создатели фильма намеренно делают акцент на необходимости «правильной интерпретации»: историческое прошлое должно восприниматься как личное переживание, но это переживание должно быть максимально близко к авторскому видению. В ходе пресс-коференции не раз звучат слова о том, что исторический опыт неизменно требует анализа, а потому тема Великой Отечественной войны никогда не перестанет быть актуальной для кинематографа; более того, именно рефлективный подход к подобному материалу позволяет сформировать призму, через которую следует оценивать нынешнюю мировую ситуацию. В подобных высказываниях прослеживается совершенно определенная риторика: ни одна из современных проблем не сравнится с изображенным в картине; трагедия Блокады исключительна: это грань, за которую невозможно заглянуть – однако не попытаться сделать это тоже непростительно.
Мы не успели задать закономерный вопрос о том, чем было продиктовано решение дополнить изображение текстом и по сути озвучить изображаемое – подразумевалось ли под этим усиление эмоционального эффекта от изображаемого или, наоборот, редукция; и самое главное, какова авторская интерпретация того факта, что голос, монотонно зачитывающий воспоминания Ольги Берггольц,принадлежит не актрисе, играющей ее роль, а режиссеру. Следует ли трактовать звучащий голос как некую авторскую призму, по сути коррелят авторского взгляда на изображаемое? Андрей Зайцев, опередив подобные вопросы, обратился к этой теме сам.
На его взгляд, при озвучивании «Блокадного дневника» женский голос «просто не работал», он «мелодраматизировал» воспоминания, словно бы лишая их необходимой жесткости, или, возможно, отстраненности. Подобная позиция, пожалуй, объяснима; по крайней мере, сам Зайцев трактует свое решение как способ реализовать сам факт обращения к литературному первоисточнику, как взгляд назад из современости: это «история о том, как кто-то берет в руки дневник». И несмотря на то, что среди тех, кто спешил выразить благодарность за обращение к военной теме, превалировали зрители пенсионного возраста, Зайцев отметил, что в первую очередь целевой аудиторией следует считать тех, кто «вряд ли обратится к литературному первоисточнику», то есть «молодое поколение». Насаждение авторской оптики также нисколько не скрывалось создателями фильма: в ответ на вопрос о том, чем был продиктован такой откровенно иллюстративный подход к тексту, ответ был однозначный: «юному зрителюмало что было бы понятно без объяснений» – привычка к клиповому мышлению, что поделать.
Надежды на зрительскую судьбу картины создатели связывают именно с ее образовательной направленностью: онлайн-релиз планируется ко Дню снятия Блокады, но также возможен ограниченный кинопрокат в авторских кинотеатрах.
Оператор картины Ирина Уральская, специализирующаяся на документальном кино, рассуждая о своей работе над картиной, обозначила основную задачу, реализовать которую, по общему мнению, ей удалось: ни в чем не выдавать свои приемы – оператора не должно было быть видно, чтобы на первый план вышел режиссер. Режиссера, как пошутил кто-то, было не столько видно, сколько слышно. И, пожалуй, действительно, если режиссерские приемы, включающие переключения между черно-белой блокадной реальностью и солнечным насыщенно-зеленым пространством сна о детстве, своей очевидностью скореенапоминали жесты – не авторская находка, а интертекст, отсылающий к целой плеяде отечественных картин о детстве, разрушенном Войной, но не стертом из памяти; то на стороне оператора исключительная сдержанность и максимальная подлинность. «Наблюдение издалека на длинном фокусе», –конкретизировала Уральская: «нужно было показать фактуру с минимальным светом». За художественное оформление картины отвечала Ираида Шульц, чью работу также отметили особым образом: Ленинград в ее исполнении стал реализацией скорее литературного, чем документального материала – этозаиндевевший образ-впечатление, память о смерти, подчинившей себе целый город, окутавшей его снежным маревом, разнесшей взрывами.
Особый интерес зрителей вызвала актерская работа. Ольга Озоллапиня и Сергей Дрейден поделились своими историями погружения в роль. Для Ольги, ради съемок оставившей на четыре месяца своего маленького ребенка, оно было сопоставимо с плаванием подводной лодки:подавляющий эффект материала просто не позволял выплыть на поверхность. Андрей Зайцев отметил, чтонисколько не прогадал, выбрав ее на эту роль после успешной совместной работы над «14+»: каждый съемочный день «Блокадного дневника» у актрисы были глаза человека, который хочет умереть и вот-вот умрет, и едва ли кто-то мог справиться с этой задачей лучше.
Сергей Дрейден рассказал о том, что хоть и его беременнаяим мать была вывезена из блокадного Ленинграда на восьмом месяце, сам он с Блокадой встретился значительно позже. Дети-блокадники, рядом с которыми он рос, «словно маленькие старики и старушки несли на себе печать пережитого», и воспоминания об этом привели его к осознанию: в Блокаду как опыт нельзя вжиться, его можно лишь пережить. Возможно, именно поэтому при работе над своим героем, отцом Ольги Берггольц, он не стал погружаться в исследование блокадной жизни, «потому что и сам этот персонаж не о блокадной истории»; он о жажде жизни и о ее не изведанных до поры гранях. Сопоставляя этот опыт с реализацией блокадной темы в сокуровском«Русском ковчеге», Дрейден назвал свое личное исследование экспедицией – но экспедицией в себя. Обращение к подобной теме, как выход в некое пограничное состояние, переживание чего-то невообразимого, – это в первую очередь борьба с общечеловеческой поверхностностью; и для себя он эту проблему решил.
Так, представив, по сути, два взгляда на «Блокадный дневник», участники съемочной группы отметили, что готовились к полемике другого рода. Однако, очевидно, возникшие на этапе выхода трейлера нарекания, что блокадники изображены как «зомби из голливудских блокбастеров», а сам фильм – лишь пародия, оскорбляющая ленинградцев, нисколько не коррелируют с впечатлением зрителей, посмотревших эту картину на ММКФ.
